На главной сцене Большого Театра недавно прошли эксклюзивные одноактные балеты Джорджа Баланчина, которые объединены под общим названием «Драгоценности», на музыку Форе, Стравинского и Чайковского. Данный балет отличается большим количеством брошек, ожерелья и колец. Их хореограф из Америки Джордж Баланчин приметил в ювелирном магазине Van Cleef & Arpels, расположенном в Нью-Йорке.
Возможно, ему на память пришли моменты из детства в Петербургской школе балета и «Спящая красавица», где имеется немало вариантов фей дорогих камешков, украшений. Хотя возможно, он просто решил достойно ответить скрипачу Натана Мильштейну, который не был уверен, что у него получится сделать практически невозможное, Большой Театр драгоценности принял у себя с большим удовольствием.
В балете на музыку Форе около 7 солистов (две пары и трио) и ровно 10 танцовщиц. «Рубины» отданы были главному дуэту, а также соперничающей с ним солистке. Исполняется балет двумя ведущими парами, тремя солистами и ансамблем, который танцует торжественный полонез. Это эксклюзивные пространственные конструкции, которые сочетают жесткий математический подсчет и глубокую музыкальность; искусствоведческих решений вокруг бессюжетных «Драгоценностей» наверчено такое количество, что в лихвой хватит десять прочих постановок. Доля концепций верна и интересна, да и сам «мистер Би», хоть и недобро подшучивал над извилистыми интерпретациями («нынче мне известно, о чем мой балет, я вчера вычитал об этом в журнале»), все же нередко намекал, как необходимо понимать его постановки.
В «Драгоценностях» будто бы охарактеризованы три государства. Франция — элегантно-респектабельные «Изумруды» и французская школа танца. Америка — джазовые энергичные «Рубины». «Бриллианты» с Чайковским — Россия, Петербург, где родился Баланчин, и, разумеется, воспоминания о Императорском балете.
Но все это не главное. Основной момент — особенный тип хореографии и тип исполнения вроде бы стандартных по балетам Петипа классических движений. То, что дало возможность назвать постановки легендарного Джорджа «неоклассикой» или «неоклассицизмом», притом, что «нео» — основная, смысло образующая часть всего.
